Фауст прикованный – Фауст вырывающийся
В центре по-прежнему отношения Фауста-Ника Хамова с Мефистофилем (и богом) в лице Максима Исаева. Зато вокруг – на фоне Финского залива творится театр величественных деревянных деталей и конструкций, театр облачного неба и манипуляций с огнем и раскаленным железом. Вынося спектакль в открытое пространство, авторы добиваются сброса автоматических настроек восприятия: все привыкли к тому, что АХЕ – это триумф знаков и визуальных метафор, а теперь попробуйте вычесть отсюда коробку сцены (а особенно – сценический свет). Открывается простор – небо, земля, вода. Как ни странно, не возникает желания назвать это удачными декорациями, напротив, природное, не человеком созданное, здесь не столько фон, сколько часть игры о Фаусте. Но не менее важной частью действия являемся мы – соглядатаи, столпившиеся вокруг уличного представления зеваки.
Конечно, вспоминается «Мокрая свадьба», которую АХЕ периодически возрождают на разных площадках опен-эйр (недавно спектакль был сыгран в Самаре, на берегу Волги). Спектакли роднит алхимический, так сказать, дискурс, язык тайного знания. В этом видится далеко не одиозное и не трендовое обращение к средневековью, но постмодернисткое, художническое, эскапистское. АХЕ никогда не говорят про внешний мир современного человека – только разбирают, как он устроен внутри. Как работает этот механизм – человек? Вот и в «Фаусте. Labor» они снова затрагивают эту тему.
В этот раз подробно был показан момент рождения Фауста – с тяжелой массивной цепью вокруг шеи артист-каскадер Ник Хамов исполняет, кажется смертельный номер: погружается в стеклянный сосуд из алхимической лаборатории, сосуд, заполненный водой. Лицо и тело начинают деформироваться на глазах у зрителя – оптическая иллюзия. Чудовище/человек тяжело борется за жизнь. Встреча с внешним миром – выныривание как рождение. В этом и заключается смысл слова «labor», вынесенного в название. Рождению человека сопутствует рождение идеи стать больше, чем человек. Про это – все дальнейшее повествование.
В «пороховской» версии «Фауста» спектакль разыгрывают двое, для спектакля в Севкабеле были приглашены дополнительно четыре артиста. Их присутствие помогло сложнее, масштабнее обставить трюки-аттракционы. Их заслуга – перекатывание огромных круглых платформ, натягивание канатов и прочие действия – помогающие насытить ритмом место для игры, заставить пространство жить и двигаться.
На деле, разбирать значение каждого сочиненного авторами образа – задача неблагодарная. Как говорилось выше, театральное полотно соткано из знаков, исполненных самого разного рода смыслами и ассоциациями. В поэтическом театре никогда не бывает так, чтобы из действия четко вычленялся один конкретный посыл. И АХЕ – образчик такого театра.